Кладбище — это жизнь
Хотим мы того или нет, однако кладбище занимает в жизни наших близких и нас самих одно из самых важных мест. Человек может никогда в жизни не побывать в кинотеатре, в музее, в библиотеке, в парке культуры, в ресторане, однако он безусловно и не 1 раз посетит кладбище.
При этом, ошибочно размышлять, что ковалевское кладбище составляет исключительно грустную, печальную сторону нашего существования. В большинстве случаев, в уныния люди могут быть на кладбище только в сутки похорон одного из близких.
Надо увидеть, что самое наше слово кладбище не вполне отвечает греческому некрополю. Возможно вообще не отвечает. Впрочем используются они как правило сейчас как синонимы.
Некрополь означает — город умерших. Кладбище же, как легко понять, происходит от слова клад, приобретенное к тому же от глагола укладывать, другими словами, по формулировке Даля, считать лежнем.
Клад — слово весьма античное, логично, старославянского возникновения, значащее что-то важное, закопанное в землю. При этом закопанное до поры. Никто же не будет скрывать ценности так что, что бы затем не было возможности их приобрести.
По католическому вероучению, все верные чада церкви, все сохранившиеся, получают в премию за собственную приверженность жизнь постоянную. У такого же Даля есть выражение — гибель упокоевает.
Правильный католик не пропадает безо всяких следов, однако только упокоевается на время. Из-за этого он — правильный — должен, как дорогой клад, быть положен лежнем в специально доставленном месте ждать осени воскресения.
В случае если человек просуществовал несправедливо и погиб «дурной смертью» — не раскаявшись, не приобщившись непорочных таинств, — совместно с правильными его не погребали. Его зарывали где-то раздельно или просто извергали в поле. Вот почему значение слова «кладбище» первоначально ни при каких обстоятельствах не могло отвечать языческому греческому термину «город мертвых».
У русского Господа нет умерших. И благоверный народ правильно знает — настоящим во гробех животик дарится. Вот почему, не являясь на самом деле «некрополем», русское кладбище и до того не почиталось печальным уделом, Аидовой зоной туманной, и до сегодняшнего дня оставило собственный здоровый, унизительный гибель, характер.
На кладбище бывают порой такие забавности, которые, представлялось, не должны бы тут выходить. Смешные рассказы и мотоциклы появляются на свет каждый день на наших кладбищах десятками.
Вот, к примеру, прикол. Во время похорон бригадир могильщиков увидел, что у мертвого из кармана торчит ассигнация большого преимущества. Он прошептал одному из подручных, что бы тот как-нибудь отвлек внимание сконцентрировавшихся у гроба. Сам же быстро отправился к дорогой бумажке. Надуманный мертвый сразу же приоткрыл глаза, подхватил бригадира за руку и оглушительно заявил: «Контрольное захоронение!»
Или, вот, мотоцикла. Доставили как-нибудь горячим летом погребать мертвого на Щербинку. Везут его по дорожке на катафалке к могиле.
И вдруг бабушки, что переступали за гробом, переполошились: «Батюшки-святы! Упокойник-то у нас взмок!» — говорят встревожено они могильщикам. Один из них — опытный гробокопатель — внимательным образом обследовал погибшего и строго дал ответ: «Вы еще теплее его надели бы!» Угодив из холодильника на жару, мертвый, конечно же, прикрылся конденсатом.
Щербинское — свежее кладбище и одно из крупнейших в городе Москва. Сейчас это целая равнина могил и надгробий. А стартовало оно, само собой, с одной первой могилки. Однако погребен там был не мертвый, а… бочонок с бутылью водки. Все дело в том, что когда у подмосковной Щербинки были заведены необъятные угодья для нового муниципального кладбища, никто не планировал в данной пустыне неясной, в данной степи светский, погребать собственных мертвых.
Люди льстили к погостным воротам, узнавали, что они тут первые клиенты, организовывались и везли сродника на другое кладбище. Первым по какой-нибудь причине, из каких-либо, логично, предубежденных сомнений никто быть не планировал. И тогда могильщики придумали, как разрешить данную неприятность: они приняли сделанный из дерева бочонок, возложили в него бутылец, разыскали у наиболее ворот яму и празднично захоронили там данный собственный клад. Захоронение они оформили должным образом — засыпали бугор, поставили крест. Ухищрение их получилась — с этого же дня, прямо за первым холмом, по Щербинке отправились большие, наиболее истинные захоронения.
Или такой пример. К граверу на Ваганьковском кладбище направился клиент. Он просил вышибить на камне погребенного тут собственного родственника… бутылку рябинной настойки. И так, что бы наименование продукта на этикетке безусловно четко читалось. Оказывается, мертвый весьма обожал данную настойку и предпочитал ее всему иному. Гравер не без усилий пояснил клиенту, что бутылку представлять на надгробии как-нибудь не вполне нравственно, и убедил его вышибить на камне просто рябинную веточку. Так и порешили.
Работники кладбищ также говорят, что специфический наплыв гробов бывает в праздничные дни и в обозримые дальнейшие дни.
Существенный, как они говорят, «падеж» населения происходит и в дни т. н. «магнитных бурь». Тогда у могильщиков просто спешка. В интервалах же между данными временами размер работы у них ощутимо сокращается. Ясно, пожалуй, почему приходит праздничный «падеж», — люди чересчур бурно, не понимая меры, выделяют праздничные дни. Такая обыденная жизнь кладбища. Более подробно рассказ про это спереди.
В прошлые годы кладбища и похороны оставались почти замкнутыми для публицистики предметами. Про это ничего ни сообщали. Из-за этого не удивительно, что в наши дни темы эти вызывают высокий энтузиазм.
В 2001 году мы в первый раз обнародовали в одной незначительный православной газете 2 статьи — о кладбищах Новодевичьего и Алексеевского монастырей. Реакция аудитории была в высочайшей степени внезапная: насчет наших мелких погостных публикаций корреспонденций в редакцию пришло больше, чем их было до того за весь период существования этого малотиражного листка. Люди сообщали, что они «ждут этого», просили возобновлять тематику.
И тогда создатель принял решение приняться за целый курс набросков о столичных кладбищах. Если не все обнять — а всего в городе Москва в настоящее время порядка семидесяти работающих кладбищ, — то по крайней мере сперва поведать о наиболее старых, «исторических», — о тех, что возникли до революции.
Некоторое время назад — в середине 90-х — вышла книжка москвоведа начала ХХ столетия Алексея Тимофеевича Саладина «Очерки истории столичных кладбищ». Сообщил он собственные наброски еще в 1916 году, однако в русское время, как рассказывалось, подобного рода беллетристика по некоторым лжеэтическим суждениям издана быть не могла.
Особенность его книжки состоит в том, что это далеко не просто руководитель по погостным дорожкам от кладбища к могиле, а это подлинник творений, в которых создатель старается реализовать характер собственного богатыря — кладбища в этом случае. Другими словами его наброски к художественной литературе.
По схожести книжки Саладина и мы взялись делать собственный курс. Конечно же, не копируя стилевых и композиционных отличительных черт предка, и, по возможности, не повторяя его сюжетов. В определенном смысле наша «Жизнь столичных кладбищ» даже является полемикой с «Очерками» Саладина. По крайней мере потому, что обе книжки разграничивает столетие.
А за сто лет московские кладбища претерпели существенные изменения. Определенные, и, в первую очередь, церковные, вообще были устранены. Однако они были интегрированы в книгу.
Поскольку в городе Москва кладбища уничтожались только с внешней стороны, исключительно на вид: разрушались надгробия и расстраивались мертвые холмы. Наиболее же захоронения в большинстве случаев так и оставались на собственном месте.
А кладбище, как мы его осознаем, — это как раз захоронения, в первую очередь, а не комплекс памятников. Значит, и ликвидированные Московские кладбища, как ни невероятно это звучит, остаются до настоящего времени местами захоронений. Если, разумеется, они не были застроены.
Существенная часть тех набросков была размещена в 2003 году в издании «Москва». В каждом номере — по наброску. Здесь послания и звонки читателей просто-таки хлынули валом. В первую очередь, люди были очень признательны за саму тематику, приподнятую творцом.
Кто-то из читателей отлично заявил, что извлечение из небытия данной темы равноценно возвращению богомольным храмов и монастырей. Кто-то показывал нам на ошибки и некорректности в изложении, за что создатель непомерно благодарен собственным чутким, причастным пользователям. Ясно, когда в тексте тысячи имен и дат, абсолютно избежать ошибки почти невозможно.
Однако самое важное, написавшие или позвонившие, без исключения все, говорили какие-то собственные погостные истории. И просили их «непременно подключить в следующее издание». Даже можно без индивидуальной сноски на них. Только бы данная история, легенда, мотоцикла, обнародована. Только бы дошла до людей. Некоторые из этих повествований, представляющие, на наш взгляд, энтузиазм и аналогичные лучшему мной жанру, были на самом деле записаны.